В
предисловии к первому изданию книги "Из жизни идей" (1904) Зелинский
сам себя назвал "учёным, учителем и писателем". И по всем трём
направлениям своей долгой и бурной жизни он достиг огромных результатов.
Как учёный-гуманитарий, Зелинский амбициозно "наметил план гигантского
научного здания, которое бы обнимало и биографию и биологию тех
идей, совокупность которых составляет современную умственную культуру". И
он в значительной мере осуществил этот план; достаточно прочитать лишь
Содержания объёмных четырёх томов (!) названной книги, третье издание
которой выпущено в 1916 году и факсимильно переиздано в 1995 г. Но вот
слова Анненского о книге и её авторе:
"С
этим именем соединяется у читателей представление не только об огромной
и разносторонней эрудиции и большом литературном таланте, но и об
исключительной отзывчивости, о редком чувстве современности, которое, в
соединении с античными темами, придает книге особое обаяние. Ценная ли
археологическая находка, "воскресший" ли поэт, или оригинальная попытка
оживить античную драму на сцене, предисловие ли к новому переводу одной
из Шекспировских пьес, или поездка в Гейдельберг; дерзкая ли попытка
отвоевать Ницше от античности, или нелепый слух о
близком светопреставлении, — все — вплоть до мимолетного впечатления от
елочных огней — будит в восприимчивом и богато одаренном авторе
античные образы, все дает ему тему для содержательных и красиво
написанных этюдов, лекций, заметок, речей, которые объединяются в
настоящей книге любовью к античности, не только глубоко постигаемой
автором, но и жизненно ему близкой."
А ведь Зелинский жил и трудился ещё почти 30 лет.
Нет,
они не были с Анненским друзьями, как хотел представить после его
смерти Зелинский. Но они были люди одного круга, они сотрудничали, они
были соратники, относившиеся друг к другу с глубоким уважением и
пониманием. Они соприкасались одними интересами, темами, деятельностью.
Они написали статьи и рецензии о трудах друг друга.
Очерк-некролог Зелинского об Анненском -- это отдельное достояние. И,
конечно, большая тема -- это попытка Зелинского представить нам полный
анненский театр Еврипида, как он его разумел. Вторая попытка, после
самого Анненского. А больше такой попытки и не было; были издания
трагедий Еврипида в переводе Анненского. Этот опыт Зелинского сегодня --
сам по себе памятник. Не все его части открыты, и неизвестно,
сохранились ли.
Фаддей
Францевич Зелинский, учёный мирового масштаба, более 60-ти лет был
связан с Россией, две трети жизни печатался по-русски. Но до сих пор нет
его русского жизнеописания, выходящего за рамки справочных очерков. Не
собрано научным образом его наследие, хотя за последние 30 лет выпущено
несколько изданий. Не лучше ситуация и в Польше, где он стоял у
основания современной академии наук. Мешает геополитика в головах и
требования исторической минуты. Наследие и уроки античности, которые так
хорошо знал и проповедовал Зелинский, мало кого интересуют. Ни
одной почтовой марки не выпущено в его честь послевоенной Польшей, а
когда-то его портрет печатался на прижизненных открытках. Хотя есть ещё
три месяца до окончания юбилейного года.
Я редко делаю отступления от Анненского. Для Зелинского -- сделаю. Может быть, и несколько.
= = = = =
Особенно
привлекает внимание описание саркофага со сценами трагедии об Ипполите и
Федре, выставленного в античном зале Эрмитажа, конец II в. н. э.Теперь
его можно рассмотреть со всех сторон на странице
http://ancientrome.ru/art/artwork/img.htm?id=5717.
Зелинский пишет: "Федра сидит на престоле; налево ее старушка-няня
перечитывает ее письмо Ипполиту. Кругом прислужницы в грустных позах;
грустен и маленький Эрот, прислонившийся к ее коленям". Эта идиллия
вызывает скептическую улыбку у того, кто читал исходный анненский
перевод. Кроме того, няня не читала письма к Ипполиту и не передавала
его, да и письма не было. Только записка в руке погибшей Федры с
наговором. Не было письма и у Сенеки; там Федра сама признаётся пасынку в
своей любви. Наверное, поэтому Зелинский добавил, что изображения
саркофага "скорее всего по "Федре" Софокла". Ему видней -- он автор
одного из "полных русских Софоклов", хотя эта трагедия Софокла до нас не
дошла. И ещё сомневаюсь: "грустный Эрот" -- может, это один из её
сыновей (второй под "престолом")? В любом случае во время Рима сюжет,
как и его представление греческими трагиками, был древностью и мог
варьироваться.
Помпеянская
фреска из Неаполитанского музея выглядит в издании неразборчиво, и я
добавил современное цветное изображение. Есть, кстати, ещё одна фреска
из Помпей с Ипполитом и Федрой, которая может дополнить иллюстрации;
добавляю её на
страницу трагедии "Ипполит".
= = = = =
Страница 3-го тома "Театра
Еврипида" обновлена иллюстрациями и объяснениями к ним. Я добавил два
цветных современных изображения. Получается, что рисунок эрмитажевской
вазы с изображением Ифигении Таврической в книге отражён по горизонтали.
К
рисункам О. Э. Богаевской добавились рисунки Наталии Александровны
Энман (1889--1961), впоследствии известной деятельницы авангардного
танца, последовательницы А. Дункан. Она была ученицы Ф. Ф. Зелинского на
Высших курсах. Она также иллюстрировала его "Аттические сказки".
Замечу,
что увлекался творчеством А. Дункан и Зелинский. Да кто тогда не
увлекался ею! Может быть, это творчество нашло некоторое отражение и в
иллюстрациях А. Экстер для спектакля "Фамира-кифаред" в постановке А. И.
Таирова.
= = = = =
"Non omnis moriar".
Эта часть известной фразы Горация
начертана в центре одного из двух вращающихся медных щитов на небольшом
мемориале Ф. Ф. Зелинского в Шондорфе (ФРГ, Бавария). Он появился 22
года назад на поляне, называемой с тех пор Зелински-плац. На кладбище
этого небольшого поселения, где доживал свои последние годы знаменитый
учёный и просветитель, находится и его могила.
Я
нашёл эти фото недавно в очерке "Последний приют Фаддея Зелинского"
(http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=3943&level1=main&level2=articles),
который написал человек, деятельно заинтересованный в "возвращении" Ф.
Ф. Зелинского. Это его внук Олег Алексеевич Лукьянченко
(Ростов-на-Дону), помогающий собранию. И ещё одно изображение хочу
показать -- последнее жилище Зелинского, маленький домик на переднем
плане, "дворовый флигель хозяйки деревенской прачечной фрау
Портенгаузер". И это было благом в нацистской Германии для
поляка-беженца, бывшего "русского"...
